"Как все устроилось, и не предполагал.
При таком обилии изображений-нечего смотреть.
При таком количестве радио-нечего слушать.
При таком количестве газет-нечего читать.
Вот и славно.
Проступают голоса людей, скрип шагов, вопли тронутых авто.
Внутри закрытых кранов куда-то течет вода.
Наверху вечно и мучительно сверлят.
Подо мной страдают от моих шагов.
Мусоропровод грохотом провожает кого-то вниз.
Эти скрипы, вопли, стуки и лай называются тишиной.
Мы шли к этой тишине через всю телеканализацию, катастрофы, вой «скорой», визг тормозов, стрельбу, сексуальные и больничные стоны.
Через аплодисменты парламента, предвещающие кровавое обострение.
Через нескончаемую войну на Кавказе, через падающие небоскребы, через предвыборные грязи, через десятки комментаторов, придающих однозначному многозначительность.
Через тоскливую сексуху, через чужую дебильную личную жизнь.
Отчего молчание кошки кажется остроумным.
И все это как бы по нашим заявкам.
читать дальше
И все это для какой-то нашей радости.
Мы прошли через унизительные игры «угадаешь букву-дам денег».
Мы видели чужую жадность, похоть, предательство.
Розыгрыши людей с участием настоящей милиции.
Попробуй тут не разыграйся.
Мы прошли через споры обо всем, кроме того, что нужно: как жить и как выжить.
Чужая ненависть к мужу и жене лезет в нашу кровать.
Политические обозреватели бессмысленно уязвляют всех.
Диким воплем заблудившегося перечисляют события недели, известные всем.
Только узнайте меня.
Запомните меня.
Я буду комментировать криком, воплем, подтрунивая, подхихикивая, подпевая, подвывая-только запомните меня.
Мы прошли через диспуты, глубина которых ограничивается дном кастрюли, а в концовке одна великая фраза: «Наше время истекло».
Это главный вывод всех дебатов.
Истекло их время.
Они говорили, говорили и, не попав на мысль, вывод, пожелание-на то, что ждешь от нормального человека, чтоб понять, ради чего он это затеял,-перешли к тому, ради чего их время кончилось-на перхоть, прокладки, трупы и пистолеты.
И как будто оно и не начиналось.
Что же я привязался все к тем же?
Да не к ним-к той жизни, что начинается после восемнадцати ноль-ноль, без искусства, без выдумки и без таланта.
В газетах, о которых нельзя сказать плохого слова, самое заметное-письма читателей.
Там жизнь, ум, лаконизм-наслаждение.
Газета, которой нечего сказать,-толще всех.
Заголовки в стихах, фамилиях и анекдотах.
Девицы задают вопросы звездам: как спали, что ели и о чем вы бы себя сами спросили, если бы я иссякла?
Нельзя критиковать радио, нельзя ругать газеты, и они дружно желтеют.
И впервые нам становится понятно, как в условиях конкуренции они становятся одинаковыми.
Нельзя умываться грязной водой.
Нельзя есть пережеванное.
Я не верю, что это по нашим просьбам.
Даже если это так, я не буду искать другую страну.
Я просто подожду.
Я все выключу и подожду.
Все займет свое место.
Тупой должен слушать тупого по специальному тупому радио.
И такое радио будет или уже есть.
Темный пусть хохочет на своем канале.
Озабоченный пусть мается ночами с пультом в руках вместо жены.
Кто ненавидит своего мужа-пусть ищет свой канал.
Остальных просят обождать.
Если меня не подводит интуиция-кроме секса, почесухи и политики что-то должно быть еще…
Даже что-то уже было.
Как это все называлось?
То ли талант.
То ли интеллект.
То ли порядочность.
То ли вкус.
Ведь и те, кто хохочет, чувствуют, что чего-то не хватает.
Как бы сформулировать, чтобы поняли все…
Или не стоит, если все…
К чему тогда стремиться?
Может, оставить что-то непонятное, там теорию относительности или чеховскую грусть и одного человека, чтобы побыть с ним. Чтоб посмотреть мир его глазами, послушать его ушами и прогуляться с его сердцем."
(с)